«Квадрионе пультаре» я считаю одной из самых красивых околозвёздных баз. Звучит не очень патриотично по отношению к тому, что понастроили свободолюбивые казаки в Донской Степи. Да только слов из песни не выкинешь! «Донцы» из-за жёсткого ограничения во времени и ресурсах строили станции модульные, из небольших блоков, предварительно собранных на планетах. Там посредством переходных узлов эти блоки объединялись в единую конструкцию, в результате чего орбитальные станции в своём готовом виде приобретали очертания, весьма похожие на большие кучи козьего помёта. Уж извините, но таков ассоциативный ряд в закоулках моего казачьего мозга. Кто видел козье дерьмо хотя бы раз в жизни, тот согласится с точностью сравнения.
Совсем другое дело станции, отлитые в космосе из пенобетона. Колоссальные конструкции, настоящие искусственные планеты, не предназначенные для скоростных маневров, взлётов и посадок в турбулентных атмосферах. Невесомая красота, чудо внепланетного инжиниринга! Ажурные решётки антенн ближней связи, огромные световые окна, причудливо изогнутые профили несущих конструкций, причальные терминалы, всегда вынесенные на крайние точки конструкции, подсветка внешних бортов, причудливая игра света и тени. Я бы даже сказал, прихотливая игра света и тени. К-р-р-ра-сотища!
Перед причаливанием к «Квадропуплю» я ввёл в идентификационную матрицу «Фунта изюма» данные, которые описывали мой корабль как «Красу Крыжополя», построенный в 2715 году на четырнадцатой верфи анархической планеты Палтоломео, не признающей власть Земной Цивилизационной Лиги. Пусть кто-нибудь проверит! Считается, что идентификационные матрицы не поддаются исправлению, однажды введённые реквизиты остаются там навечно. Я, разумеется, исправлял, а если точнее, переписывал их постоянно. При том образе жизни, который я вёл последние тридцать условно-земных лет, изменение корабельных реквизитов являлось для меня делом куда более важным, нежели борьба с перхотью или чрезмерной ломкостью ногтей. Считалось, что биополимерную пластину, являвшуюся идентификационной матрицей в физическом, так сказать, смысле, невозможно вырезать из несущей конструкции корпуса космического корабля без её разрушения. Данное обстоятельство, следуя логике конструкторов, делало невозможной её замену. Надо сказать, это чистая правда. Именно потому пираты и разного рода межзвёздный сброд — все эти «каперы бессовестные» и «каперы честные» — обычно такие матрицы просто выжигали плазменными резаками, не предпринимая попытки их извлечения. Корабли таких героев галактических далей никак не идентифицировались и потому не могли пользоваться легальными услугами космопортов, принадлежавших Земной Цивилизационной Лиге.
Я действовал иначе. На каком бы корабле мне ни доводилось нарезать дурака, я непременно возил с собою купленный на космоверфи обрабатывающий центр, посредством которого по мере возникновения необходимости изготавливал потребное мне количество новых матриц. На моём прежнем корабле, носившем романтическое название «Горшочек ослика Иа», в конечном итоге их оказалось нарезано более трёх десятков. Старые я выжигал, а новые программировал, сверяя по справочникам корабельные реквизиты с данными реально существовавших и выставленных на продажу яхт. Всё очень просто! Особенно когда знаешь, как правильно следует врать.
Сейчас я поступил несколько проще и грубее: в новую идентификационную матрицу просто-напросто ввёл данные не существовавшей «Красы Крыжополя». За то непродолжительное время, что мне придётся провести у причала «Квадропупля», никто из персонала базы не успеет проверить точность сообщённых мною выдуманных сведений.
Сверхсветовой прыжок не имеет протяжённости во времени. Точнее, при превышении скорости света происходит свёртка оси времени в привычной системе координат. Правда, имеет место образование большого количества новых измерений, но все они парные, не воздействующие на наши органы чувств, и, кроме того, ввиду мгновенности прыжка, нашему восприятию недоступны. Физики утверждают, что все эти измерения объективны и реальны, но нормальному человеку от этого ни тепло, ни холодно, вообще никак. Так что, с точки зрения человеческого восприятия, основные затраты времени при межзвёздном перелёте требуются как раз на разгон до околосветовой скорости, а затем — на торможение. Сам прыжок, какое бы расстояние он не покрывал, времени в человеческом понимании не занимает вовсе.
Диспетчер «Квадропупля» поприветствовал «Красу Крыжополя» на русском, английском и транслите. После чего направил мой корабль в очередь ожидавших швартовки лайнеров. Самих кораблей в кромешной тьме окружавшего космоса я рассмотреть не мог — Внеатмосферный Кодекс квалифицировал любое, не обусловленное программой полёта, сближение космических кораблей на расстояние менее пятисот километров как аварийное. А с пятисот километров увидеть даже огромный межзвёздный лайнер невозможно. Разве что проблесковые маяки на вынесенных антеннах.
«Фунт изюма» занял очередь в длинном ряду причаливавших к околозвёздной базе кораблей — «Нормандия», «Афины», где-то там ещё дальше «Бодхисатва». На швартовку каждого лайнера уходило примерно пять-семь минут — в зависимости от размера корабля. Понятно, что здоровые дуроломы требовали большей тщательности при выполнении стыковки.
Не прошло и получаса, как «Фунт изюма» получил приглашение к швартовке. Диспетчер базы дал мне стыковочную глиссаду. Задача была проста: ориентируясь по свету четырёх причальных фонарей, подойти к нужным воротам. Все четыре световых сигнала должны быть видны одновременно. Если один из них исчезал, значит, я вышел из данного мне коридора и потенциально создал угрозу либо базе, либо соседу, маневрировавшему рядом.